В московском Государственном музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина с 31 октября по 28 января проходит выставка «Царство Урарту. Наследие древней Армении. Урашту — Харминуя — Армина».
Выставка приурочена к столетию востоковеда Светланы Ходжаш, заведующей отделом Древнего Востока Пушкинского музея, руководителя археологического отдела и экспедиции в Эребуни.
Экспозиция выставки включает многочисленные артефакты с первых раскопок, фрагменты монументальной росписи дворцов и храмов, а также уникальные экспонаты коллекции Музея Эребуни, не вывозившиеся ранее за пределы Армении. Она состоит из четырех блоков, посвященных разным этапам исторического и культурного развития древнего царства — от доурартской традиции древних племен Армянского нагорья, датируемой II–I тысячелетиями до н.э., до древнеармянского периода, датируемого VI–IV веками до н.э.
Съемочная группа Armenia Today побывала на выставке, и хранитель коллекции Урарту ГМИИ имени А.С. Пушкина и один из кураторов выставки Рамиль Вергазов рассказал нам, почему ее обязательно стоит посетить. Он назвал выставку долгожданным проектом музея.
— Рамиль Рафаилович, расскажите, как возникла идея выставки. Она анонсирована как совместный армяно-российский проект. Кто из армянских коллег принял в ней участие?
— Это очень долгожданный проект для нашего музея. Прошло 50 лет с завершения активной фазы раскопок и до сегодняшнего дня, когда мы смогли сделать выставку. Первые проекты музея появились еще в 2016 году, когда была организована небольшая выставка, посвященная Эребуни. Затем в 2019 году, когда коллекцию Урарту хранила Анастасия Александровна Синовская, она предложила сделать масштабную выставку Урарту с привлечением европейских, армянских коллекций, однако из-за пандемии проект не состоялся.На выставке представлено свыше 410 экспонатов [относящихся к разным периодам древнего армянского царства]. Помимо Пушкинского музея, чья коллекция — костяк выставки, насчитывающий более 200 экспонатов, есть еще шесть музеев-участников. Это и армянские музеи — Музей истории Армении, Музей-заповедник Эребуни, Музей истории города Еревана, и российские музеи — Государственный Эрмитаж, Государственный исторический музей и музей «Тапан». Самые главные памятники нашей коллекции приехали из армянских музеев, прежде всего из Музея истории Армении. Музей-заповедник Эребуни привез 53 экспоната. Две трети из них никогда не покидали территорию Армении и выставлены у нас впервые. Большая радость для нас, на самом деле.
На сегодняшний день самая большая коллекция экспонатов этого периода находится в Музее истории Армении в Ереване, а также в Музее анатолийских цивилизаций в Турции.
— Как содействовала организации выставки армянская диаспора России?
— В первую очередь это поддержка группы компаний «Ташир» и фонда Artis Futura, которые активно продвигают Урарту, записывая с Микаэлом Бадаляном и со мной отдельный цикл видеовстреч в экспозиции, посвященной наследию Урарту.
— Выставка анонсирована как супермасштабная. Есть ли мысли сделать ее передвижной?
— Это, конечно же, интересное предложение, однако зарубежные выезды экспонатов приостановлены музеем. Вместе с тем мы, безусловно, за сотрудничество, и в первую очередь с армянскими коллегами, потому что они — наши большие друзья. Один из кураторов и вообще идейный вдохновитель этой выставки — директор Музея-заповедника Эребуни Микаэл Бадалян, который своей энергией буквально пробивал многие стены, препоны.
— Микаэл Бадалян в интервью называл два центра урартоведения — по сути, это Турция и Армения, и говорил об этом как о проблеме.
— На самом деле есть три центра урартоведения — это Армения, Турция и Иран. Также мощная школа урартоведения находится в Италии, где работает один из титанов современного урартоведения Мирьо Сальвини, специалист по урартскому языку, который посвятил множество работ этой теме и воспитал следующее поколение. И сейчас на территории Армении активно занимаются Урарту его коллеги Роберто Дан и Мануэль Кастеллучча. Традиция изучения Урарту, заложенная Сальвини, продолжилась.
— Какие проблемы у современного урартоведения? Специалистов не так много? Куда они могут трудоустроиться?
— Это все, к сожалению, взаимосвязанные проблемы. Мы можем выпускать хоть по 20 урартоведов в год, но существует проблема трудоустройства — куда они пойдут дальше работать. Это может быть музей. Если говорить про Россию, то у нас урартская коллекция есть фактически только в Пушкинском музее и Государственном Эрмитаже. Если это не музеи, то это институты востоковедения или археологии, но там тоже ограниченное число вакансий. И это действительно большая проблема — как привлечь молодежь к изучению Урарту. Об этом и Микаэл Суренович рассказывал на своем примере.
— Как вы сами считаете, как можно привлечь внимание к Урарту? Популяризировать урартоведение? Например, в Армении мы можем встретить название «Урарту» на каждом шагу — от магазинов до ресторанов, но вряд ли это как-то способствует решению проблемы. Есть ощущение, что мы сами не до конца понимаем ценность наследия Урарту в контексте нашей современной истории.
— В том-то и дело, что это все закладывается в школе. Если бы вы спросили любого советского школьника: «Какое самое древнее государство на территории СССР?» — он сразу бы ответил: «Урарту», потому что Урарту была посвящена целая глава в учебнике. Активно это продвигал Борис Борисович Пиотровский. И фактически до конца 70-х годов XX века это действительно было так. Потом Виктор Иванович Сарианиди обнаружил на территории Туркмении еще более древнюю культуру — Бактрийско-Маргианский археологический комплекс, III тысячелетие до н.э. На самом деле, на территории Армении находятся совершенно замечательные памятники эпохи неолита. <…>
— В школьной программе мы подробно изучали историю Древнего Египта, Древней Греции, Древнего Рима, но Урарту не фигурировало в этом списке. Или было небольшое упоминание в рамках истории Месопотамии. Как это объяснить?
— Египет отразился в европейской культуре, начиная с походов Наполеона в Египет. И активно начали изучать культуру Египта. Буквально в каждом европейском музее вы найдете артефакты египетской культуры. Урарту начали изучать уже по следам Месопотамии. Это произошло во второй половине XIX века, когда расшифровали клинопись. Специалисты позже подключись к изучению Урарту. Возможно, это сыграло роль. Но популяризация Урарту — в наших руках.
— Урарту, по сути, является одной из первых в мире империй. С точки зрения государственной структуры есть какие-то традиции, которые, видоизменившись, сохранились со времен Урарту до наших дней?
— Если мы говорим, допустим, об Армении и вообще о Закавказье, то Урарту сыграло огромную роль, оно буквально привнесло в регион развитую культуру, хотя там были конфедерации племен, но фактически это были протогосударства, а затем Урарту привнесло на свою территорию письменность, административное деление, свой экономический уклад. Начали развивать виноградники, фруктовые сады, то есть Урарту изменило весь культурный ландшафт региона в целом.
— Древняя Армения и Урарту практически не упоминаются в рассказах о мировой истории и в экспозициях исторических выставок. Например, в Лувре Абу-Даби в основной экспозиции об истории мира не упоминается древняя Армения и Урарту. Как это можно объяснить?
— Это имеет место, и это, конечно, надо исправлять, потому что Великая Армения оставила заметный след в истории Ближнего Востока в целом, поскольку это было мощное государство, которое фактически стояло сначала между Византией и Римской империей, а потом между Византией и Сасанидским Ираном. Возьмем храм Гарни. У нас недавно была лекция Максима Борисовича Атаянца, посвященная этому храму, и он блистательно показал, что, скорее всего, это был заказ армянского царя мастерам палестинского региона, где также работали в античной технике. Вот римлянин будет высекать из мрамора, а местные мастера работали в базальте. Собственно, результат — храм Гарни, и очевидно, что участвовали именитые приглашенные мастера. Понятно, что расстояние между регионами более 1000 км, — это дорогого стоит.
— Как так получилось, что несмотря на то, что Ассирия и Урарту находились в конфликте, мы видим огромное ассирийское влияние на урартскую культуру?
— Дело в том, что, когда образовалось Урарту в IX веке до н.э., это был скачок в плане развития. Были поздние родоплеменные отношения, то есть конфедерация племен, и происходит резкий скачок в сторону централизованных государств со своей письменностью, административной системой, бюрократическим аппаратом. И необходимо было быстро выбрать какую-то модель для развития царского искусства, которое пропагандировало бы идеи царской власти и было бы репрезентативной визитной карточкой урартских царей. И долго искать не пришлось. В Ассирии вообще аккумулировалась месопотамская традиция двуречья Тигра и Евфрата, которая существовала многие тысячелетия, и квинтэссенцию месопотамского наследия Урарту заимствовало из Ассирии, но вкладывая свой смысл. То есть стилистически они близки, но не едины.
— Расскажите немного о памятниках Урарту.
— Архитектурные памятники Урарту были найдены и на территории Турции, и много памятников также было найдено на территории Западного Ирана, но большинство крепостей сосредоточилось в центральном регионе: бассейн озера Ван — основные памятники, царские заказы.
— Египетские пирамиды, например, являются ключевым символом Древнего Египта, и многие мечтают их увидеть. Что из урартского наследия может считаться таким же знаковым?
— В случае с Урарту мы имеем дело с проблемой сохранения археологических раскопок. Ну вот, например, вы раскопали крепость, и что дальше с ней делать? У вас сохраняется цоколь, то есть каменный фундамент, как правило, кладка из сырцовых кирпичей на высоту от метра до пяти. Если вы не консервируете раскоп, то есть фактически не закапываете его обратно, то эти стены под воздействием дождя, снега оплывают, превращаются в такую мороженку и постепенно исчезают. И тут есть разные варианты. Например, как в конце 60-х годов XX века предложил один архитектурный проект — покрыть огромным куполом холм Арин-Берд. Он даже выиграл, кажется, в Монреале приз как интересный архитектурный проект, но из-за большой стоимости решили отказаться от такой затеи. Сейчас турки, например, делают навесы, то есть, повторяя очертания урартских храмов, они строят навес и внутри уже продолжают раскопки.
— Мы вот очень часто как будто бы боремся, чтобы называться самыми древними. Что эта древность дает?
— Древность дает корни и исторический опыт, на основе которого нужно в дальнейшем народу развиваться. Это важная страница для любого народа. Понятно, что, когда у нас есть определенный накопленный материал, мы можем его осмыслить и развиваться в правильном направлении. В принципе, вопрос о «самых древних» — дискуссионный, смотря откуда мы отсчитываем. Понятно, что во времена Урарту, скорее всего, армян как племени, народа еще не существовало. Первые письменные источники упоминают армян уже в постурартский период, то есть это VI век до н.э. И здесь нужно быть очень аккуратными, но отдавая дань тому, что все-таки Урарту оставило заметный след в наследии Армении. Собственно, и в генетическом коде, поскольку проводятся современные ДНК-исследования.
— Возвращаясь к мероприятию, какой отклик на выставку вы замечаете?
— Реакции самые положительные. Специалисты очень долго ждали. В первый же день, когда был вернисаж, мы побили рекорд Морозова по посещению: было более 1000 гостей. Причем выставка Морозова занимала весь второй этаж, а тут только два зала, и выстроилась очередь из желающих посетить. Обычный зритель тоже хорошо реагирует.
— Есть ощущение, как будто бы за пределами Армении разговоров и интереса к Урарту больше, чем внутри страны. Как вы можете это объяснить?
— Это всегда так. Поскольку, когда, допустим, римлянин идет каждый день мимо античных руин, он каждый день это видит. Так же и житель Еревана: он в любой момент может съездить в Эребуни, а для нас все-таки это история, и связанная с музеем. Для Эрмитажа, понятно, фигура Пиотровского самая значимая.
— Вы упомянули Бориса Борисовича Пиотровского, его вклад в развитие урартоведения сложно переоценить. А кто сегодня является его последователями?
— Есть его двоюродный брат, Юрий Юрьевич Пиотровский, он заместитель заведующего сектором археологии Восточной Европы, и он в том числе составлял полный каталог Урарту. Сам Михаил Борисович еще молодым юношей помогал отцу, чистил керамику.
— Почему вы решили стать специалистом по Урарту, все-таки достаточно неочевидное направление?
— Я писал диссертацию, изучал историю искусства Древнего Ирана и его влияние на Закавказье. И как раз вплотную занимался постурартской Арменией и, естественно, Урарту, так как Урарту, в свою очередь, оказало влияние на искусство ахеменидского Ирана. Вот это знаменитое сооружение — Кааба Зороастра — скорее всего, прототип урартских стандартных храмов. В принципе, материал мне уже был более-менее знаком, поэтому я продолжил заниматься Урарту.
