21 августа президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган объявил об обнаружении запасов газа в Черном море. Он сообщил, что в результате буровых работ судна “Fatih” 20 июля с.г. были обнаружены запасы газа объемом 320 млрд кубометров.
Вопросы, касающиеся возможного пересмотра Турцией своей энергетической политики в результате обнаружения этих ресурсов и неизбежного в этом случае изменения энергетической карты региона в интервью Armenia Today затронул доктор политических наук, эксперт по энергетической безопасности Ваге Давтян.
— В последнее время Турция проводит незаконные бурильные работы в Восточном Средиземноморье для обнаружения энергетических запасов. Параллельно с этим Эрдоган заявляет об обнаружении запасов природного газа в Черном море. Г-н Давтян, какую цель преследует заявление Эрдогана об обнаружении запасов газа в Черном море на фоне проведения энергетических исследований в Восточном Средиземноморье?
— Энергетическая активность Турции в Средиземном море наблюдается с 2018 года, она осуществляется с прямым нарушением ряда международных норм и морских конвенций. Как известно, уже существующие в восточной части Средиземного моря месторождения находятся в основном на водных территориях Кипра, Греции, Израиля и Египта. Турция в этом регионе имеет достаточно серьезные амбиции и с прямым нарушением международного права направляет туда свои разведывательные корабли с целью обнаружения запасов нефти и газа, создавая тем самым довольно взрывоопасную ситуацию.
Турция в Восточном Средиземноморье действует весьма агрессивно. Достаточно вспомнить случай, когда весной 2018 года итальянское разведывательное судно находилось в водах кипрского бассейна, однако было выведено из средиземноморских вод турецкими вооруженными силами. С одной стороны это говорит о жесткой энергетической стратегии Турции, направленной на снижение зависимости от импорта природного газа и нефти, с другой – предполагает расширенную турецкую геостратегию.
Известно, что Эрдоган пытается возродить национальный завет начала 1920-х годов, согласно которому некоторые территории в восточной части Средиземного моря, ряд островов Эгейского моря, Северная Сирия, некоторые части Ирака, а также Батуми и Нахиджеван являются неотъемлемой частью Турецкой Республики. Сейчас Эрдоган пытается осуществить шаги не только по энергетическому, но и по вышеуказанным направлениям. Что касается обнаружения природного газа в шельфе Черного моря, то могу сказать, что в этом вопросе мы имеем дело с информационным пузырем. Нужно констатировать, что в течение последних лет власти Турции время от времени заявляют об обнаружении углеводородных месторождений, однако Анкара до сих пор продолжает импортировать природный газ и нефть. Доктрина энергетической безопасности Турции базируется на принципе транзита, то есть энергетическая стратегия Турции пока не претерпела изменений.
С другой стороны, нужно учесть, что добыча природного газа и нефти в черноморском шельфе технически достаточно сложна, а в коммерческом плане – нецелесообразна. Здесь уместно отметить, что попытки Румынии, Болгарии, Грузии, Украины по добыче энергетических ресурсов в Черноморском шельфе провалились. Даже если эти запасы в 320 млрд кубометров газа действительно имеются, то насколько вообще закономерны и логичны разговоры об энергетической независимости Турции? Думаю, таких оснований нет, поскольку Турция ежегодно потребляет около 50 млрд кубометров газа, и если это месторождение будет использовано в максимальных объемах, то его хватит всего лишь на несколько лет, а если обнаруженные на этом месторождении объемы будут использованы в качестве вспомогательного ресурса, то говорить об энергетической независимости не имеет смысла.
В итоге, существует технологический цикл, который подсказывает, что если заявленные турецкими властями данные объективны и соответствуют действительности, то этот газ пробудет на рынке в лучшем случае в течение 6-7 лет, и нет оснований говорить, что это новое месторождение будет эксплуатироваться уже в ближайшее время.
— В связи с пандемией, как во всем мире, так и в Турции возникли многочисленные экономические и политические проблемы. Может, заявление об обнаружении этого месторождения как раз направлено на сокрытие этих проблем?
— За последние годы, в частности, с 2017 года в Турции наблюдается экономический спад. Не так, что именно пандемия выявила экономические проблемы, они начались еще года три назад.
Если посмотреть на цифры, то видно, что годовой ВВП Турции сократился на 3% – это довольно неблагоприятный показатель для экономической стабильности этой страны. Турецкая национальная валюта также находится в довольно тяжелом положении и периодически обесценивается: в 2018 году на 30%, в 2019-м – на 20%. Девальвация лиры продолжается, и думаю, та же картина будет и в 2021 году.
Если к этому прибавить ряд политических обстоятельств, в частности ослабление политических позиций партии Эрдогана, усиление недовольства проводимой им экономической политикой, то заметим, что президент Турции пытается сдержать это недовольство по двум направлениям, развивая радикальную исламистскую риторику и предпринимая соответствующие шаги в этом направлении – такие как, например, превращение Айя-Софии в мечеть, распространение экономических сенсаций – именно в этом контексте и можно рассматривать заявление об обнаружении богатых запасов газа в Черном море.
Сопоставив это, приходим к выводу, что все, о чем в последнее время заявляет Эрдоган – экономический прогресс, установление независимости в энергетической сфере и т.д. – преимущественно умещается в рамки политической риторики, а точнее — информационных манипулятивных заявлений.
— К каким изменениям может привести обнаружение ресурсов подобного объема на энергетической карте региона? Какие возможности создаются для сотрудничества?
— Энергетическая стратегия Турции как 10 или 20 лет назад, так и сегодня остается на уровне транзитной базы. Без логистической возможности невозможно представить энергетическое будущее и независимость Турции. То, что Турция пытается обеспечить и развивать собственную добычу, вовсе не свидетельствует о том, что транзитный принцип прекратится или каким-то образом уступит место другой стратегии. В данном случае мы имеем дело с моделью, к которой стремятся власти Турции, а именно – сохранить важную, логистическую роль транзита, а с другой стороны – обеспечить диверсификацию добычи на внутреннем рынке. В последнее время Эрдоган заявляет, что вкладываются миллионы долларов на импорт природного газа и нефти, а развитие собственной добычи позволит снизить эти расходы.
Эту проблему я бы рассмотрел больше в сфере российско-турецких отношений, поскольку за последний год сократился объем поставок природного газа из России. Сегодня удельный вес поставляемого из России природного газа в энергетической системе составляет 12 %, тогда как всего год назад этот показатель равнялся 32-33%. Примечательно, что наряду с этим снижением в энергосистеме Турции увеличивается удельный вес природного газа, импортируемого из Азербайджана.
Также очевидно, что Азербайджанская государственная компания SOCAR осуществляет инвестиции в ряд инфраструктурных проектов Турции, в частности, в проект строительства нефтеперерабатывающего завода, и т.д.
Сегодня Турция и Азербайджан договариваются о строительстве газопровода в Нахичеван, через который импортированный газ из Азербайджана будет экспортироваться в Нахичеван по реверсному принципу. Это на самом деле преследует цель укрепления турецко-азербайджанских энергетических связей, на основе концепции «одна нация – два государства».
В результате этого я преимущественно вижу наличие определенных проблем в российско-турецких отношениях.
Подводя итоги, могу сказать следующее:
1.Анкара попытается сохранить свое транзитное значение в регионе;
2.Турция будет стремиться к внутренней добыче для обеспечения диверсификации на внутреннем рынке, а не экспорта этого газа. Здесь следует отметить, что Турция на данный момент самостоятельно не в состоянии осуществить эту добычу, поскольку не имеет соответствующих технологических возможностей – это возможно лишь в сотрудничестве с иностранными компаниями.
3.Турция постепенно снизит зависимость от импортируемого из России природного газа, предпосылки для этого мы видим с 2019 года, и сегодня это будет долгосрочная политика.
Вардуи Мкртчян
