Сегодня, 22 мая, выдающемуся шансонье Шарлю Азнавуру исполнилось бы 96 лет.
Азнавур за свою долгую карьеру написал более тысячи песен, многие из которых десятилетиями звучат во всех уголках нашей планеты — и будут звучать до тех пор, пока человечество не разучится любить. А значит — им уготовано бессмертие.
Одна из них, “Sur ma vie” («Клянусь жизнью»), стоит особняком: именно она в далеком 1954-м стала первым громким успехом шансонье, которого строгая французская критика на протяжении лет подвергала нещадной обструкции и его же спустя годы нарекла «Императором песни».
Один из биографов Азнавура Жерар Барди так и назвал свою книгу о нем — “Sur ma vie”. Книга эта, вышедшая в свет в 1977 году, до сих пор ассоциируется у меня с мерцанием свечи и бугорками застывшего воска на бумаге – переводил я ее с французского в самом начале темных 90-х, работал преимущественно по ночам. Одна из ее глав, «Вместе с Пиаф», рассказывает о дружбе двух легенд французской песни – Эдит Пиаф и Шарля Азнавура. Про свои отношения с Эдит Азнавур говорил: «У нас влюбленная дружба – это больше, чем дружба, но меньше, чем любовь».
Микаел Барсегян
ВМЕСТЕ С ПИАФ
Все певцы, более или менее известные, артисты-дебютанты, композиторы, авторы песен мечтали о дружбе с Эдит Пиаф. Веселый Париж никогда не испытывал недостатка в «звездах»: Люсьен Буайе, Люсьен Делил, Мари Бизе, Лин Клевер, Лео Маршан, Морис Шевалье, Андре Клаво, Луис Мариано, Тино Росси, Жан Траншан, Шарль Трене, Андрекс, Жорж Ульмер… Все они пользовались большим успехом. Но Эдит — это совершенно другое. Она распоряжалась судьбой, как генерал своей армией. Ее личность, окутанная ореолом легенды, песни, терзающие душу, ее талант, необычайной силы голос буквально потрясали людей. В каком-то мистическом экстазе толпились вокруг нее начинающие артисты, певцы, в надежде перехватить ее взгляд, получить малейшие признаки ее внимания. Чтобы выйти из тени…
Для них Пиаф была Лурдом.
Париж, улица Понтье. Здесь дуэт Рош-Азнавур записывает свои песни на радио. Шарль предусмотрел все – привел в божеский вид свой изношенный костюм, прибил толстые подошвы к туфлям, чтобы казаться выше ростом. С загримированным лицом и блестящими от брильянтина волосами он выглядит лет на 10 старше своего возраста. Сколько лет он искал встречи с Пиаф, мечтал показать ей свои песни… И вот она здесь, совсем близко, в первом ряду. Эдит скучает, ожидая своей очереди после выступления нескольких малоизвестных артистов. Паузы между номерами заполняет худощавый Фрэнсис Бланш, развлекающий присутствующих забавными историями. Наигрывает на пианино смешливый близорукий молодой человек, чье имя уже известно в артистических кругах: Дерри Коул.
И вот настает их черед. Преодолевая охватившую их робость, Рош и Азнавур выходят на сцену. Их выступление производит фурор. В этот день они были в ударе, как никогда. Шарль весь в поту. Крупные капли пота оставляют следы на макияже, левая нога нервно отбивает такт, правая приоткрытая ладонь энергично следует ритму слов. Взгляд устремлен вглубь зала — оттуда раздаются громкие аплодисменты давних приятелей из “Les compagnons de la chanson”, пришедших поддержать дуэт. Уже после первой песни очевидно, что Пиаф покорена. Довольная тем, что она открыла для себя «этого малыша, в котором что-то есть», она заливается смехом и продолжает аплодировать даже тогда, когда в зале воцаряется тишина. Это хороший знак. «Ты знаешь, Лулу, — обращается она к Жан-Луи Жоберу, ее неразлучному другу еще с тех времен, когда Эдит взяла шефство над ансамблем “Les compagnons de la chanson”, — у него странный голос, такое впечатление, словно ему вырвали легкие. Но я редко встречала людей с таким зарядом. Ты увидишь, в этом парне сидит гений».
Пиаф всегда была категорична в своих суждениях. Она была максималисткой — либо все, либо ничего. Либо вы талантливейший человек, гений которого только она и в силах распознать, либо бездарь, серая посредственность. Для последних у Эдит всегда находилась язвительная реплика, убийственный эпитет. «Надо быть королем идиотов, чтобы поставить хотя бы грош на этого бедолагу», — говорила она тоном, не терпящим возражений, о тех, кто был не в ее вкусе. И не было смельчаков, которые рискнули бы оспорить вынесенный ею вердикт.
Во время вышеупомянутого выступления Пиаф не обратила особого внимания на Пьера Роша. Быть может, причиной тому была аристократичная внешность Роша, мужчины комильфо? Или же его красивый, слегка приторный голос звучал слишком банально? А Азнавур — он сразу же привлек внимание Эдит. Своей тщедушной, худощавой фигурой он напоминает хрупкий вьюнок, чудом пробившийся сквозь трещину в каменной стене. Как она. Его неистовое желание победить, добиться успеха пустило корни под ливнями невзгод, на мостовых бедных парижских кварталов, забывших тепло солнечных лучей. Как у нее. Своими песнями он рассеивает тучи, обволакивающие завтрашний день человека улицы. Так же, как и она.
Парижские мостовые Пиаф знала лучше, чем кто-либо. Мать, алкоголичка и наркоманка, пела на улицах. Отец, акробат и эпилептик, зарабатывал на кусок хлеба цирковыми номерами на рынках. Конечно, о голубой крови говорить здесь не приходится. Но Эдит знала, что не обязательно быть красивой и богатой, чтобы завоевать сердца людей. Те, кого она любила, были талантливыми людьми, а талант Эдит ценила превыше всего.
Пиаф в Азнавуре интересует только талант. Она чувствует в нем нечто подлинное, простое, глубокое, искреннее. Ей импонирует бойцовский характер Шарля, напоминающий Эдит не столь далекие времена ее собственного дебюта в строптивом артистическом мире. Никогда Пиаф не имела даже тайного желания сделать Азнавура «своим мужчиной». Мужчины ее жизни, в которой страсти мелькали с быстротой мельничных крыльев, имели совершенно другие габариты. Эдит нравились мужчины атлетического сложения, красивые как боги, мужественные, голубоглазые. Поль Мерисс, Тео Сарапо, Ив Монтан, Жак Пиллс, Эдди Константэн, Марсель Сердан… Список имен можно продолжить, он очень длинный. С Азнавуром у нее были другие отношения.
Восемь дней спустя после знаменательного события на улице Понтье, где Шарль был представлен Эдит после своего выступления, он поселился в прекрасном частном отеле в живописных окрестностях Булони, в двух шагах от леса. Отель был приобретен Эдит недавно.
… Пиаф желает видеть в Шарле автора своих песен.
— Ты должен писать для меня прекрасные песни. Имея такой талант, тебе достаточно лишь немного сосредоточиться и отказаться, наконец, от выступлений с этим Рошем.
— Но, Эдит, я и Пьер…
— Если тебя интересует мое мнение, вы оба похожи на бродяг. К тому же дуэты давно вышли из моды.
— Но, Эдит, вы…
— Ты мне надоел со своими вечными «но, Эдит»! Либо ты со мной, либо нет. Но знай, что со мной ты постигнешь все тайны профессии.
В 1950 г. гонорары Пиаф составили полмиллиона франков. Количество проданных дисков побило все рекорды. Впрочем, огромной этой суммы едва хватало на размещение и пропитание большой армии друзей и приятелей Эдит, поселившихся в красивом булонском отеле. Отель этот вскоре стал походить на суетливый испанский постоялый двор. Азнавур старается держаться в стороне от этой обстановки непрекращающейся фиесты с ее шумными ночными попойками. Один, в своей комнате, он целиком отдается работе — в отличие от многих обитателей отеля, наслаждающихся жизнью за счет Эдит. Сказать, что каждый день он создает шедевры, было бы преувеличением, но какие-то деньги от своих издателей он получает. Тайком от Эдит он продолжает выступления с Рошем.
Дружба с Эдит дает Шарлю уникальный шанс познать все тайны и нюансы профессии, без знания которых невозможен истинный контакт между певцом и зрителем. Впервые в своей жизни он так близко увидел славу, со всеми ее шипами и розами, лавровыми венками и тяжелым, каторжным трудом.
В золоченой клетке Пиаф Шарль часто предается мечтам. Как никогда раньше он верит, что час его неизбежно пробьет. Глянцевые журналы с его фотографиями на обложках, песни, непрерывно звучащие на радиостанциях Париж-Интер, Радио-Люксембург, Европа-1, тысячи пламенных писем от поклонниц, деньги… А пока, в ожидании своего часа, Азнавур убеждается, что жизнь под одной крышей с Пиаф — вовсе не синекура. Ему приходится, порой еле сдерживая себя, потакать бесчисленным капризам Эдит, лишь бы не лишиться возможности жить рядом с ней.
Звонит телефон. Никто из обитателей Булони и не думает подойти к нему.
— Шарль, сними трубку и скажи, что меня нет дома.
Спустя пару минут стучат в дверь. Робер Ламуро и Жорж Мустаки, развалившись в своих креслах, и не думают пошевелиться.
— Шарль, сходи-ка узнай, кого это черт принес!
Одиннадцать вечера. Дом переполнен друзьями Эдит, пришедшими сюда со своими друзьями и друзьями своих друзей. Эдит осушает десятый бокал пива и восклицает: «Холодильник уже пуст, дети мои! Сколько там нас, пятнадцать? Шарль, сбегай в ресторан и предупреди, что мы скоро будем». Спустя 15 минут: «Шарль, заведи машину!»
Шарль, Шарль, Шарль, все время Шарль!.. И, несмотря на все это, Эдит время от времени устраивает ему сердитый допрос: «Почему ты не пишешь для меня песен? Примись, наконец, за работу!»
Несмотря на многочисленные обязанности подобного рода, отнимающие уйму драгоценного времени, Азнавур тем не менее умудряется сочинять песни. Но всякий раз, когда он с текстом заходит в ее комнату, происходит одно и то же: «Чтобы я спела это?! Ты смеешься надо мной. Я не говорю, что ты сочинил дерьмо, но это не для меня».
Однажды утром, после очередной бессонной ночи, проведенной за листом бумаги, уставший, но весьма довольный результатом своей работы, Шарль постучался к Пиаф. Она завтракала в постели.
— Эдит, мне кажется, эта песня просто создана для вас. Думаю, она вам понравится.
Пиаф бегло просмотрела текст. Лицо ее нахмурилось, взгляд стал жестким. «Ты что, плохо меня знаешь, или морочишь мне голову? Неужели ты думаешь, что я включу это в свой репертуар?!»
Азнавур не промолвил ни слова. В тот же день он предложил песню “Je hais le dimanche” («Я ненавижу воскресенье») очаровательной маленькой брюнетке, поющей по вечерам в кабаре «Красная роза» в Сен-Жермен-де-Пре. Обаятельную девушку зовут Жюльетт Греко. Она включает песню в свой репертуар и вскоре получает Гран при за ее исполнение. В том же году “Je hais le dimanche” удостаивается престижной премии Ассоциации драматических авторов. Гонорар Шарля составляет 75 тысяч франков. Но под ледяным взглядом Пиаф его радость и гордость тают, как снег под солнечными лучами. «Почему ты, маленький каналья, отдал песню этой Греко, даже не показав ее мне?!»
— Но, Эдит…
— Никаких «но, Эдит!» Ты принимаешь меня за дуру. Ты еще пожалеешь об этом.
Отношение Пиаф к Азнавуру было парадоксальным: Шарль часто действовал ей на нервы, раздражал ее, но вместе с тем Эдит испытывала к нему чувство истинной дружбы, смешанное с восхищением.
Свидетели их взаимоотношений вспоминают, как Пиаф получала чуть ли не садистское удовольствие, выставляя Шарля на посмешище и всячески третируя его. При других Эдит называла его «мой маленький гениальный дурачок». Между тем, еще с тех времен, когда он только попал в окружение Эдит, Шарля предупреждали: «Будь осторожен. Если будешь во всем ей потакать, исполнять все ее капризы – пиши пропало».
Во время триумфальных гастролей Эдит по Франции дело принимало комический оборот. Шарль водил машину, таскал чемоданы, регулировал освещение и акустику в зале, он же, вконец измотанный, отыскивал лучший местный ресторан, куда заваливалась вся компания Эдит после каждого ее концерта. Концертные программы открывал сам Шарль исполнением одной из своих песен. Зрители только рассаживались по местам, и скрип стульев заглушал жиденькие аплодисменты. Пиаф не отказывала себе в удовольствии съязвить: «У тебя провал за провалом, а ты еще хочешь занять лучшее место в программе».
После Шарля на сцену выходили парни из “Les compagnons de la chanson”. Азнавур, не успев снять грим, кидался к пульту освещения. Через несколько минут он появлялся из-за занавеса, чтобы объявить выход Пиаф, затем снова возвращался к пульту.
… Одна, в постепенно разгорающихся лучах прожекторов, она медленно выходит на сцену, и, словно сомнамбула, подходит к рампе, хрупкая, взволнованная, излучающая какое-то колдовское очарование. Оглушенная шквалом аплодисментов, она замирает на несколько секунд. Ее душевное состояние выплескивается с первыми же аккордами песни, и публика, потрясенная, затихает. Такова Пиаф. Ежедневно повторяющееся чудо. В эти мгновения Азнавур, затаив дыхание, жадно впитывал всем сердцем происходящее на сцене волшебство, напрочь забывая о многочисленных своих обидах и капризах Эдит.
Сидя в своей гримерной, Пиаф, смертельно уставшая после двадцати пяти исполненных песен и десяти, пятнадцати выходов «на бис», медленно стирает грим с лица, постепенно приходя в себя. Шарль молча стоит рядом. «Подари корзины с цветами билетершам, Шарль», — шепчет она.
Однажды вечером, взволнованная до слез аплодисментами своей публики, она сказала ему: «Послушай, Шарль… Ты похож на меня, как никто другой. Ты чертовски талантлив. Публика не глупа, она это чувствует. Мы одной крови с тобой. Ты должен сам исполнять свои песни, и слава придет к тебе…»
Постепенно Шарль открывает программы двумя, затем тремя, пятью песнями. У зрителей уже есть время занять свои места, ему аплодируют все больше.
Несмотря на давление Эдит, дуэт Рош-Азнавур пока еще существует. Правда, у Шарля и Пьера все меньше возможностей для совместной работы.
… Эдит часто рассказывала Азнавуру о Соединенных Штатах, где она не раз собирала аншлаги. С приближением даты их турне по ту сторону Атлантики Шарль все чаще предается мечтам. Манхеттен, Бруклин, Гарлем, джаз, уличные музыканты, небоскребы, огромные авеню… Он давно уже мечтал увидеть все это. Но, увы, в самый последний момент, совершенно неожиданно и без всяких объяснений Эдит заявила, что передумала брать его с собой. «Ты и твой Рош можете присоединиться к нам в Штатах — если, конечно, у вас хватит смелости. Думаю, вы способны заработать себе на хлеб и не околеть от голода в Нью-Йорке. В случае необходимости я помогу вам», — бросила она. «Ладно, Эдит, мы вас найдем».
Азнавур задет за живое. Без гроша в кармане, он тем не менее принимает вызов. После долгих разглагольствований ему удается убедить Роша пойти на эту безумную авантюру. Пьер не так уж воодушевлен подобной перспективой. Америка далека, да и кто их ждет в этой огромной стране? К тому же у них у обоих ужасный английский. «Не беспокойся, Пьер. Надо рискнуть, и да будь что будет!»
Гораздо меньше времени потребовалось Азнавуру на увещевания Рауля Бретона, его давнего издателя, не раз выручавшего Шарля в затруднительных ситуациях. В издательском мире Бретону не было равных. Это был славный человек, знающий и любящий свою профессию. Немало юных дарований раскрылось благодаря ему. Бретон давал щедрые авансы тем молодым и неизвестным артистам, в чей талант он верил. И на сей раз, поломавшись немного для вида, он уступил. Подписанный чек позволил друзьям приобрести два билета на авиарейс Париж-Нью-Йорк. Это удача! Правда, этих денег не хватит на обратный билет, но об этом «авантюристы» позаботятся сами.
Полет казался бесконечно долгим. Когда стюардесса мелодичным голосом объявила о заходе самолета на посадку, сердце Шарля забилось в ритме двухсот ударов в минуту. Вскоре в иллюминаторе показалась земля, покрытая холмами и изрезанная сверкающими лентами рек. Спустя несколько минут шасси мягко коснулись посадочной полосы. Америка, вот и мы!
Да, в Америке их не ждали. Неприятности начались уже в аэропорту. Ни у Азнавура, ни у Роша нет въездной визы. На жуткой смеси английского с французским они пытаются объяснить полицейским, что приехали в Нью-Йорк, чтобы встретиться с Пиаф, однако полицейские ни черта не понимают. “Piaf! The big, the famous Edit Piaf! Вы ее не знаете?! Piaf is mу friend!” Впрочем, полицейские и не пытаются их понять. Через час огромный лимузин отвозит их в тюрьму “Ellis Island”, где содержатся лица, незаконно пересекшие границу США. Спустя два дня Пиаф высылает из Канады 500 долларов – эту сумму местные власти затребовали в качестве залога, чтобы выпустить обоих узников на свободу. Поселившись в жалкой комнатушке, Пьер и Шарль с нетерпением ждут приезда Эдит, даже не предполагая, что их ожидает. Ибо Пиаф, возвратившись из Канады и обнаружив их в холле своей гостиницы, неприятно удивлена. «Какого черта вы здесь торчите?!» — раздраженно спрашивает она. Эдит полностью забыла про свой разговор с Шарлем накануне отлета в Америку, и теперь их присутствие здесь совсем не радует ее.
«Это было время, когда Пиаф не переносила чьего-либо присутствия. Она была с Серданом и хотела пожить с ним в уединении. Марсель готовился к своему историческому бою, и Эдит всячески оберегала его покой», — спустя годы скажет по случаю Эдди Константэн.
Желая побыстрее избавиться от Роша и Азнавура, Пиаф отправляет их в Монреаль, где они благодаря ее протекции заключают контракт с владельцем одного из ночных кафе. В течение нескольких месяцев Рош и Азнавур выступают в кабаре и небольших концертных залах Канады и Нью-Йорка. Безработица им не грозит. С каждым концертом их гонорары растут. В Монреале дуэт производит настоящий фурор. Статьи в газетах, радио- и телепередачи, успешная продажа дисков…
Вернувшись в Нью-Йорк, Азнавур первым делом встречается с Пиаф, чтобы рассказать ей о своих успехах. Однажды вечером, когда все изрядно выпили, Эдит вдруг заявила: «Шарль, ты комплексуешь из-за своего носа. На это невозможно смотреть. Здешние хирурги творят чудеса. Тебе необходимо сходить к ним».
— Вы уверены в этом, Эдит?
— Да. Завтра же пойдешь на операцию. Вот увидишь, ты станешь другим человеком. Не вздумай возражать, это решено.
Спустя несколько дней Азнавур сделал пластическую операцию, заметно изменив свою внешность.
Вскоре они вернулись в Париж. Легкой карьере в Канаде Азнавур предпочел Францию. Вновь он вступил в схватку с Парижем, но на сей раз уже один. Ибо, уступив, наконец, требованиям Пиаф, он принял очень тяжелое для себя решение расстаться с Рошем…
Последующие годы, проведенные рядом с Пиаф, мало отличались от предыдущих. Вновь Шарль отвечает на телефонные звонки, водит ее машину, великолепный черный «Ситроен-15».
Единственное, что изменилось (увы, не в лучшую сторону), — это образ жизни и здоровье Эдит, все более увлекающейся алкоголем. Приближается конец — медленный, странный, неумолимый. Капризы Эдит постепенно трансформируются в бредовые фантазии. Азнавур, свидетель этого кошмара, бессилен что-либо предпринять. Шарль понимает это, ибо восемь лет своей жизни он провел рядом с ней…
Он был рядом в счастливые минуты ее жизни, когда Эдит и Марсель решили сочетаться браком в Нью-Йорке. Он был свидетелем того, как в булонском отеле многочисленные прихлебатели Эдит проматывали ее состояние. Он видел, как Эдит выбрасывала на свалку свои наряды, купленные на общую сумму в 4 миллиона франков у Жака Фата, предпочтя всей этой роскоши свое простое черное платье. Он был рядом, когда Эдит, смертельно пьяная, стояла, пошатываясь, на сцене, перед многотысячной аудиторией, стоя скандирующей ее имя в течение добрых тридцати минут.
Двоюродная сестра Эдит, Симон Берто, знала ее лучше, чем кто-либо другой. В своей удивительной книге «Пиаф» (1969) она пишет, насколько Азнавур был порядочен и тактичен в своей дружбе с Эдит. «Большая дружба связывала этих двух талантливых людей, — пишет она. — Азнавур был одним из тех немногих, кто никогда не использовал дружбу с Эдит в своих целях».
Настает день, когда Азнавур принимает решение покинуть шумное окружение Пиаф. Устал ли он от капризов Эдит? Возможно. Хотел ли он обрести свободу, чтобы самому пробить дорогу к славе? Безусловно.
После ухода Азнавура Эдит готовится выйти замуж за обольстительного Жака Пиллса. Высокий и симпатичный молодой человек, очень энергичный, аккомпанирующий Пиллсу на пианино, станет одним из лучших друзей Азнавура и его любимым композитором. Жильбер Беко пока еще не «Мсье 100 тысяч вольт», но скоро станет им.
… Публика осталась ей верна, но «Пиаф» изменила Эдит. Силы оставляют ее, талант же жив, как и прежде. Тяжким бременем ложатся на ее плечи дни, растягивающиеся в недели, месяцы, годы. Алкоголь, наркотики, снова алкоголь. Чтобы успокоиться, выдержать, — наконец, чтобы жить. Чтобы выжить…
А Азнавур поставил крест на алкоголе и 50 сигаретах, что он выкуривал за день. Он понял…
Пригожий октябрьский день 1963 года. Кавалеры ордена Почетного легиона окружают гроб с телом Эдит, утопающий в цветах. Десятки тысяч человек наводнили кладбище Пер-Лашез и прилегающую к нему территорию. В первых рядах много знаменитостей. Азнавур, с изменившимся от горя лицом, затерян в толпе. Перед его мысленным взором проносятся годы, проведенные с Эдит, — целая эпоха в его жизни. Он вновь возвращается к трагической действительности, которую не в силах принять. Таким нелепым кажется этот солнечный день, это синее небо… Шарль не чувствует слез, струящихся по лицу. Кулаки сжаты в карманах, взгляд отрешен.
Осенний ветер перевернул страницу.
Это слишком абсурдно.